В метеоритах обнаружен остаточный магнетизм, возможно вызванный воздействием магнитного поля родоначальной планеты. По данным Е. Г. Гуськовой, исследовавшей (1963 г.) 270 образцов метеоритов всех трех типов, намагничивающее поле имело напряженность порядка 0,2 эрстеда для каменных и 0,6 эрстеда для железных метеоритов, т.е. в этом отношении оно было сходно с геомагнитным полем. Проанализировав всевозможные источники намагничивания, Е. Г. Гуськова пришла к заключению, что «намагниченность метеоритов приобретена ими при образовании в родоначальных телах, имевших собственные магнитные поля, так как где-либо в космическом пространстве трудно ожидать одновременное наличие высоких температур и постоянного магнитного поля, необходимых для образования термоостаточной намагниченности».
К аналогичным выводам пришел также И. Керн, доказавший, что хондриты остывали в магнитном поле родоначальной планеты, причем напряженность этого поля была близка к напряженности магнитного поля Земли.
Космические исследования последнего десятилетия показали, что магнитные поля присущи, по-видимому, только крупным небесным телам. У Луны, Венеры и Марса они практически отсутствуют. Зато есть серьезные основания полагать, что Юпитер окружен мощными радиационными поясами, а стало быть, и весьма интенсивным магнитным полем. Если эти выводы подтвердятся и в дальнейшем, то остаточная намагниченность метеоритов может стать серьезным аргументом в пользу реальности Фаэтона.
Как бы ни были весомы приведенные выше аргументы, главное, что заставляет сегодня некоторых исследователей вновь вернуться к гипотезе Ольберса, заключается в другом. Органика метеоритов, сложные высокомолекулярные углеродистые соединения, в них находимые, и особенно загадочные «организованные элементы», удивительно похожие на примитивные формы жизни,— вот, пожалуй, главный аргумент современных защитников гипотезы Ольберса. Если еще можно представить себе (и даже моделировать в лаборатории) абиогенный синтез некоторых белковых веществ, если можно допустить, что такого рода синтез происходил, и, возможно, ныне происходит в межпланетном пространстве, то вряд ли кто-нибудь рискнет утверждать, что и жизнь зародилась там же. Вспомним, что по мнению некоторых исследователей в отдельных метеоритах были обнаружены остатки живых организмов.
Такая схема представляется нереальной. Можно спорить о разных частностях гипотезы А. И. Опарина или иных, ей подобных гипотез, но вряд ли можно усомниться в том, что для возникновения белковых форм жизни необходима земноподобная обстановка. Планета, на которой произошло такое событие, должна напоминать Землю. Отсюда и следует вывод о землеподобности Фаэтона.
Было бы, однако, ошибкой считать приведенные рассуждения бесспорным доказательством реальности Фаэтона. Проблема гораздо сложнее, чем это может показаться неспециалисту. Укажем лишь на некоторые трудности, заставляющие и сегодня считать гипотезу Ольберса только гипотезой.